Зажать челюсти и танцевать
«Разведи огонь» – очень хитрая пьеса, при всей своей кажущейся простоте и очевидности. Отчасти даже наглая, потому что в конце она открыто потешается над собой и зрителем, но как-то очень смешно и задорно, что хочется простого человеческого: достать патефон и где-нибудь на свете потанцевать.
«Пьеса-притча о сыне вождя индейского племени, которому предстоит сделать выбор между долгом и любовью», – именно так она представлена на фестивале. Казалось бы, ничего нового: индейские «Ромео и Джульетта» / «Лейли и Меджнун» – видели, знаем. Тема актуальная, есть социальный комментарий, учитывая актуализацию в последнее время доисламского адата под видом «утерянных традиций», и даже по-своему деколониально, если вспоминать логотип движения «Невада-Семей» и схожие судьбы народов (вот тут художник Ерден Зикибай говорит об этом). Если уж пользоваться языком культурного гегемона, то можно зайти с неожиданной стороны (потому что как иначе – разве мы не смотрим и не любим голливудские фильмы?). Но суть в другом, совсем в другом.
А в том, что стилизация (для меня) получилась не вполне естественной. Почему задевает история Ромео и Джульетты – потому что Ромео никогда не встретит свою Джульетту в демократичной Италии, а умрет в том времени, в том самом времени. А здесь ты не веришь происходящему – не то, чтобы я эксперт по языку индейцев, но что-то мне подсказывало, что говорить-то хочется не об индейцах, да и настоящие индейцы вроде как совсем другие. И чем меньше вы будете верить этой пьесе, чем больше вы будете думать, что она обращается прямо к вам, тем лучше, потому что в какой-то момент она начинает рассыпаться.
Рассыпаться как высоко серьезная драма, превращаясь в сказку. В хорошую сказку «таинственных стран / Про черную деву, про страсть молодого вождя». А сказка не должна быть правдой: она должна быть исцеляющей, даже если это лечение кровопусканием, как здесь.
Что же собирает осколки в эдакое подобие света? Саундтрек. Он кажется китчем или абсурдом, но второй «Шрек» (лучшая ассоциация) тоже построен как пародия, но именно из-за этого вдвойне трогательный, потому что он (Шрек или «Шрек») не «строит из себя» что-то очень важное и серьёзное, а как-то очень по-простому и честно любит. Но это я просто финальную песню 20 раз подряд слушаю, и за это время уже всё себе додумал и придумал, что, впрочем, не мешает это сделать и остальным зрителям – благо, всё на то есть.
А можно сказать, что конец – это «Бог из машины», и зачем это вообще всё было – можно, очень можно. Но пусть камень бросит тот, кто не слушает популярную музыку и не читает сказки – я слышал, что в Союзе Писателей ещё остались такие.
Рамиль Ниязов, поэт, редактор литературного проекта «Полутона»